Минотавр мёртв. Его тяжёлое тело лежит где-то позади во тьме, и шаги больше не отзываются бешеным топотом погони. Ты в лабиринте, и ты в нём один.

Для начала нужно найти выход. Но куда идти? Куда-то вперёд наугад? Раньше нить Ариадны указывала обратный путь, но она оборвалась. Теперь приходится искать путь самому. А дальше что? Герой должен вернуться домой с победой и увидеть счастливых близких. Но без чудовища мир теперь кажется бесцельным, лишённым смысла. Это было моим главным событием в жизни?

Иногда люди сами избирают для себя идею или цель, которой придают высший смысл и в своей кульминации становится решающим моментом жизни. Примером может служить образ Пети Ростова. Что мы видим в его истории? Неопытность и юношеский максимализм привели к убеждению, что смысл жизни в подвиге. Ключевой момент его существования – атака на врага, который оправдал в его глазах всю жизнь, хоть она и оборвалась так рано. Идея, поглотившая Петю.

Для большинства людей ключевое событие жизни не выделяется столь отчётливо или не появляется вообще. Многие живут, не совершая громких подвигов или трагических жертв и их жизнь течёт размеренно. Но все же итог для всех один. Поэтому единственным значимым событием для «обычного» человека становится смерть.

Есть и обратная сторона. Осознание того, что ключевой момент жизни уже прошел, ведёт не к понимаю того, что смысла жизни нет, а потери возможности этот смысл для себя создать. Человек оказывается в тупике. Мир теряет краски, будущее – возможности, а настоящее – ценность. Это состояние абсурдно. Французский писатель и философ Альбер Камю отмечал, что осознание абсурдности бытия ставит перед нами главный вопрос: почему не покончить с собой?

Чтобы выбраться из этого тупика, надо поставить цель не повторить или перебить ключевой момент жизни, потому что он уже прошел, а ставить микроцели, оправдывающие день. Жизнь оправдывается не одной вершиной, а всей цепью переживаний и действий. Нужно лишь найти нити, за которые можно ухватиться, чтобы вывести себя из мрака. Подобно Ариадне, протянувшей Тезею нитку, указывающую дорогу из лабиринта, мы должны протянуть себе нить смысла, которая выведет из тупика. Что же может послужить такой нитью? Любовь, поддержка близких, искусство?

Человек обречён на свободу и потому несёт полную ответственность за всё, что делает. Свобода выбора оборачивается бременем ответственности и грузом вины.

Не нужно ждать Страшного суда, он происходит каждый день, когда ты пытаешься вынести суждения о своих поступках. Это раскол личности в судье и подсудимом. Он порождает странную ситуацию, где ты не можешь уйти от самого себя. Отсюда проистекает экзистенциальная тревога.

Тревога – это головокружение свободы. Стоя перед бездной возможностей и моральных выборов, каждый раз думаешь, что можно было поступить иначе. Ты боишься разочароваться в себе.

Суд над самим собой подобен двуликому Янусу: он несёт одновременно осуждение и спасение. Совесть может уничтожить безжалостным приговором, но она же способна и привести к искуплению. Самое тяжёлое в этой внутренней драме то, что суд никак не может закончиться окончательным приговором. Ты словно застриваешь в бесконечном процессе между укором и прощением себя. Вспоминается цитата Камю: «Мы хотели бы и не считаться виновными, и не стараться очиститься. В нас недостаточно цинизма и недостаточно добродетели».

"Он открывает глубокое и сокровенное, знает, что во мраке, и свет обитает с Ним." Даниил 2:22

Детство.

Мальчик лежит ночью в кромешной тьме своей комнаты. Его глаза не могут привыкнуть к темноте, потому что он пристально смотрит на узкую полоску света, пробивающуюся из-под закрытой двери. За той дверью родители, и этот теплый домашний свет свидетельствует о их присутствии. Ребенок смотрит на свет, и страх отступает: даже не видя маму с папой, он чувствует их заботу через сияние, разрезающее мрак. Но это спасение, одновременно и сковывающая цепь. Он чувствует, что как только закроет глаза, пугающие темные силуэты поглотят его.

Юность.

Спустя годы тот же мальчик, став подростком, решается бросить вызов своему страху. Глубокой ночью он выходит в деревенский огород, где царит густая, давящая тьма. Юноша стоит один среди черных силуэтов деревьев и кустов. Сердце стучит, а пульс поднимается до звона в ушах. Но вдали мерцает огонек - тусклый свет сельского фонаря над дверью. Парень фиксирует взгляд на этом далеком фонаре и с осторожностью шагает вперед, подбирая шаги, как канатоходец. Но с приближением к цели, уверенность не возрастает. Пока не дошел, ты встроен в систему пищевой цепочки тьмы.

Сознательная тьма.

Повзрослев, герой сознательно воспроизводит встречу с тьмой. Он сидит в душе за закрытой дверью, выключив свет. Лишь через узкую щель приоткрытой двери пробивается слабый лучик. Тихий звук текущей воды, который больше напоминает дождь и дрожащий свет за дверью создают атмосферу вмешательства чего-то свыше.

Одиночество - Это отсутствие возможности быть с кем-то по-настоящему. Это внутреннее пространство, собранное из теплых моментов и тоски. Но может ли человек, оставаясь физически в одиночестве, ощущать присутствие других, хотя бы в воображении и так преодолевать разъединённость?

Человек, чтобы не исчезнуть в абсолютном одиночестве, включает внутри себя тихую музыку прошлого, рассаживает вокруг призраков близких людей и тем самым удерживает свое «я» от распада. Такой внутренний храм памяти и встречи позволяет нам вновь ощутить свое существование: пока в нас звучат голоса (пусть даже воображаемые), мы продолжаем жить.

Экзистенциальное одиночество отступает перед силой внутреннего света, который мы сами и зажигаем. Мысли и фантазии становятся продолжением диалога, который застрял в вечности. И хотя, очнувшись, мы видим перед собой пустую комнату, в духовном опыте эта комната уже не совсем пуста. Красные стены воображения хранят тепло прожитых встреч. Как в фильмах Ингвара Бергмана, где красный цвет - внутренняя стороны души.

В конечном счете, человек не может полностью победить свое одиночество, но он может говорить с эхом собвенных слов и слов близких.

Эта решимость говорить, создавать образы и воспоминания есть акт жизнеутверждения перед лицом наступающего одиночества.

Ты видишь перед собой тёплый свет. Кажется, что он с тобой всю жизнь. Он может гаснуть или гореть ярче, но всегда остаётся в поле зрения. Ты следуешь за светом фонаря, не зная зачем, но понимая, что надо. Это процесс, который длится большую часть жизни, и в какой-то момент начинает беспокоить: ты уже не дойдёшь? А если дойдёшь, то когда? Свет начинает превращаться в экзистенциальную пустоту.

Это образ глубинной сущности человека, стоящего на границе между существованием и ничто. Ты чувствуешь, что не живёшь, и нужен лишь малейший шажок, чтобы начался внутренний бунт.

Кто ты? Почему ты ждёшь?

Почему молчишь?

Крест тебе не выдан, ты сам его взял, когда понял, что не все что внутри, можно вынести наружу. Эта ноша - память, которую нельзя сбросить как обычный груз. Ты держишься за это, как за очень ценное, хотя она съедает тебя изнутри. Быть может, ты и рад бы избавиться от нее, только не понимаешь почему не можешь этого сделать.

Когда начинаешь это осознавать и выходить за рамки своего мира, то замечаешь таких же рефлексирующих людей, идущих строгим маршем в колонне мучеников и самоистязателей.